«Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» Знаменитые строки великого поэта будто бы написаны про педагогическую профессию. Поэт обессмертит себя в своих произведениях, педагог – в тех, кого назовет своими учениками. «Памятник» - от слова «память», и это лишь та малая дань благодарности, которую может принести ученик своему педагогу, вложившему в него душу, силы и веру.

Знакомство с Петром Ефимовичем Корогодским через его семью и учеников стало для меня своеобразным поиском ответа на вопросы: каким должен быть настоящий педагог и в чем же заключается секрет педагогического мастерства и таланта?.. И, мне кажется, я нашла эти ответы…

Как известно, пути в балет неисповедимы. И каждый приходит своей дорогой. Корогодский пришел в балет… на спор: поспорил со старшим братом, что поступит в хореографическое училище. Юноше к тому времени исполнилось семнадцать. Но пари он выиграл – поступил в хореографическое училище в Риге, где жил. Его одноклассниками стали Михаил Барышников и Александр Годунов, а первым педагогом - Юрий Петрович Капралис. «Балет ворвался в мою жизнь неожиданно, - писал Петр Ефимович в дневнике. - И теперь он нечто большее, нежели искусство. Это скорее чувство, которое мало оставляет места для всего остального»... Вот так, на спор, а не из-за любви к балету: собственно, до семнадцати лет он вообще не видел ни одного спектакля. И не прочитал ни одной книги. Зато потом будет фанатично наверстывать упущенное, запоем, уже сознательно, читать классику… «Мое детство без книг, на одних жизненных впечатлениях, стало для меня работой пахаря перед посевом тех мыслей и чувств, которые я испытывал, но не понимал, как их выразить, - скажет он. - Позже книги выстроят мой мир, как библиотеку: по разделам, темам и значимости…» Да и до книжек ли было мальчишке, выросшему фактически на улице и воспитанному ею! Но что такое закалка характера, знал не понаслышке: отец рано умер, а отчиму Петя не сильно был нужен… Мать работала, и, предоставленный самому себе, мальчик быстро освоил уличную «школу выживания»: научился драться, начав профессионально заниматься боксом. А помимо этого мастерил модели самолетов и сам себе находил те занятия, которые заставляли думать…

Проучившись два года в Рижском хореографическом училище, Корогодский решил поступать в Московское. И, как юный Ломоносов, направился в столицу: без средств, практически наудачу.

Несмотря на то, что юноша был «переростком», его взяли - данные были отличные… Поначалу не могли устроить в общежитие, и Петя скитался по вокзалам… Снимал комнатушку на пару с Годуновым, когда есть было нечего, жарили голубей…

Учеба шла далеко не гладко, и проблемы коренились совсем не в успеваемости, с которой все было отлично: юношу с непростым характером три раза выгоняли из училища за драки. Когда спустя годы Петр Ефимович пришел в училище устраиваться как педагог, в отделе кадров всплеснули руками: «И этот хулиган пришел к нам работать?!»… Да, этот ученик был не покладистый, вспыльчивый, а еще – патологически не принимал несправедливость. И никогда не дрался «просто так»: если вступал в конфликт, то здесь были затронуты либо честь, либо достоинство, либо, как всегда, кого-то защищал…

Закончив в 1966 году Московское хореографическое училище, Корогодский вернулся в стены школы в 1990 году уже в качестве педагога, проработав здесь двенадцать лет и подготовив шесть выпусков – четыре по классическому танцу и два по дуэтному. Среди его учеников - первый солист Большого театра Денис Медведев, ведущий солист театров «Кремлевский балет» и «Классический балет под руководством Н.Касаткиной и В.Василева» Олег Харюткин, артист балета Большого театра Сергей Доренский, ведущий солист Молдавского государственного театра оперы и балета Алексей Терентьев, солист труппы Валерия Панова (Израиль) Владимир Куклачев, Мария Корогодская, Наталья Балахничева, Мария Александрова, Нина Капцова…

Ну а между этими двумя ипостасями – ученик и педагог – более двадцати лет активной сценической деятельности, которая стала своеобразным непрекращающимся творческим поиском. Попав после училища в труппу «Молодой балет Игоря Моисеева», успев организовать свой коллектив (в 80-е годы, сначала назывался «Контрасты», позже – «Арабески»), Корогодский стоял у истоков таких известных театров классического балета, как театр Н.Касаткиной и В.Василева и «Русский балет» В. Гордеева, был руководителем Театра пантомимы, главным хореографом сборной России по художественной гимнастике, создавал номера для цирка, за хореографическую постановку «Прометей» получив Госпремию… И – конечно же, танцевал сам!

- Мужской танец для него был именно «мужским танцем», - рассказывает вдова Петра Ефимовича Антонина Викторовна Звягина. - Если сейчас в мужском классическом танце допускаются какие-то женственные моменты, то у него сразу было видно, что на сцену вышел мужчина, независимо от того, танцевал ли он номер лирический или же героический. У него был мощный, экспрессивный танец: даже в «Мимолетностях» Прокофьева-Голейзовского – лирико-романтической миниатюре с мягким, женственным образом партнера - он как-то умело демонстрировал свою мужественность, и это был тот особый сплав нежности и силы, который полностью покорял зрителей!.. Когда в Австралии он танцевал «Дафниса и Хлою» (музыка М.Равеля, хореография Май Мурдмаа, первая поездка за рубеж с коллективом «Сорок звезд русского балета» – прим.ред.), то и здесь вот это мужественное тело и нежные нотки внутри создавали необыкновенную ауру!.. Он же в юности был боксером, у него развиты все мускулы и мышцы, поэтому при постановке хореограф учитывал и эту особенность его телосложения. Номер ставили специально на него и на Тийта Хярма (выдающийся танцовщик и балетмейстер, народный артист Эстонии, с 1967 по 1970 гг. в ансамбле «Молодой балет» – прим.ред.), и по силе поэтического исполнения эта хореографическая композиция производила сильнейшее впечатление.

«Этот одноактный балет на музыку Равеля для меня - песнь песней, любовь в чистом ее проявлении, - писал Корогодский в дневнике. - Как я, двадцатилетний танцовщик, понял, что «танцевать» любовь – это не просто шевелить группой развитых мышц. Это танец душой, это вселенский инстинкт двух разъединенных частей, обретающих друг друга. Это порыв, сметающий все на своем пути, это страх потерять, не успеть, не догнать… Балет «Дафнис и Хлоя» – поэма о вечном поиске человеком совершенства, любви, собственного «я».

- В своей сценической деятельности он был очень самокритичен, - продолжает Антонина Викторовна. - Помимо педагога, который с ним работал, сам корректировал себя в классе, искал, как и что для него лучше, пробовал элементы перед зеркалом, отмечал, как смотрится костюм, когда он делает то или иное движение, - он был очень требовательным ко всем мелочам. На репетиции он надевал такую майку, которая подчеркивала все линии его тела, и никогда не позволял себе одеться небрежно, в рваные штаны или трико, которое вышло из строя на сцене. И спустя годы он уже как педагог (несмотря на то, что совсем не был формалистом) требовал определенной формы одежды от своих учеников, которая бы мобилизовала - он считал, что человек, одетый красиво, аккуратно и делает все тоже аккуратно.

Завершив танцевальную карьеру, Петр Ефимович стал готовить к сцене молодое поколение, преподавать, и здесь начинаются легенды. К ним относятся уникальные способности Корогодского как педагога, умеющего из любого ученика сотворить добротного, крепкого танцовщика; бесконечная, всепоглощающая, почти священная преданность его учеников, которые, оперившись и прочно встав на ноги, уже работая в крупнейших театрах и завоевав звания на конкурсах, возвращались к нему в класс, нуждаясь в нем, и сегодня трепетно хранят память о нем, - да и не свои, «чужие» ученики, сложившиеся артисты, шли к Петру Ефимовичу за «потерянным» вращением, прыжком в его «детище» и давнюю мечту - собственную Школу-студию классического балета Петра Корогодского.

Среди его учениц – и собственная дочь. Быть педагогом нелегко, а быть педагогом собственной дочери – наверное, вдвойне?.. И каково учиться, когда твой педагог тебе отец? Мария Корогодская – почти Мария Тальони, – профессиональная балерина и тоже педагог. «Когда сейчас Маше говорят, что у нее природное вращение, она очень обижается, потому что считает, что это умаляет работу отца, - делится Антонина Викторовна. - Все данные, необходимые для профессии, выработал ей он».

- Маша, расскажите, как отец приучал Вас к балету? Настаивал ли он на выборе профессии или считал, что дочь сама должна выбрать свой путь?

- Инициатором того, чтобы меня отдали в балет, была моя мама. Отец был категорически против, потому что понимал, что балет – это адский труд. А мама с детства мечтала стать балериной, и ее приглашала сама Софья Николаевна Головкина, но как-то не сложилось, поэтому через меня мама хотела реализовать свою мечту… И где-то с семи лет папа начал со мной заниматься. У меня совершенно не было никаких данных - все было разработано отцом с нуля. Шаг за шагом мы постепенно с ним шли к профессии «артист балета»: меня отдали в Московское хореографическое училище, сначала в подготовительную группу, я немного занималась и художественной гимнастикой, ведь папа не хотел отдавать меня в балет и думал, что, может, моя направленность поменяется, я заинтересуюсь гимнастикой… Но в спорте все достаточно жестко, да и времени водить меня на занятия у родителей не было, так что с этой идеей мы благополучно закончили…

В том, что отец был для меня и папой, и педагогом я не чувствовала никакого дискомфорта. И дома, и в семье его педагогический талант все равно проявлялся - в моем воспитании, и переход от одного к другому был настолько комфортен, естественен, что я не чувствовала особой разницы – вот папа дома и вот папа в классе, все было настолько мягко, корректно – но в то же время очень требовательно! Я получала большое удовольствие от работы с ним. Несмотря на то, что в силу «родственных связей» я могла и покапризничать, и характер показать, папа всегда добивался результата, не зависимо ни от чего.

- Маша, приходилось ли спорить с отцом в вопросах, касающихся профессии или преподавания?

- Отец был настолько грамотен, что по педагогическим вопросам мы с ним не спорили… А вот по вопросам профессии приходилось – например, когда дело касалось моей сценической деятельности: что лучше для меня в такой-то партии, какой лучше сделать элемент или движение, чтобы он выигрышнее смотрелся на сцене. Я могла считать по-одному, он – по-другому, но когда смотрели запись выступления, мы видели разницу, и всегда прав оказывался отец… Но таких споров у нас было минимум.

- Как возникла идея Школы Петра Корогодского?

- Школе более семи лет. Папа всегда хотел открыть свою школу. Когда он ее создал, сначала пришло немного учеников, ведь рекламы никакой, кроме «сарафанного радио»: люди просто рассказывали о ней друг другу. В итоге появилось то, что мы имеем теперь – Школа-студия классического балета Петра Корогодского, куда приходят совершенно разные ученики, как профессионалы, так и любители… Отец изначально ставил задачу шире: мы хотели ввести в программу обучения не только уроки классического танца, но и народного, модерна, мечтали организовать при школе свой мини-театр, чтобы ученики имели возможность показать свои результаты… Но это все пока в проекте...

По-разному складывается судьба учеников Петра Ефимовича. Маша продолжила дело отца, после его смерти забота о школе пала на ее плечи, и она целеустремленно продолжает идти вперед… А вот про известного солиста Большого театра и замечательного артиста Дениса Медведева можно сказать без преувеличения – карьеру этого талантливого и сильного танцовщика спас именно Корогодский. Не будь его – Медведев никогда не вышел бы на сцену Большого театра, как, впрочем, и любого другого: за год до выпуска из Московского хореографического училища его признали «профнепригодным» и отчислили бы, и вряд ли юноша после подобной психологической травмы захотел бы продолжить свою карьеру… Но он выпустился с успехом, и выпускал его Корогодский.

- В классе Петра Ефимовича я проучился полтора года, – вспоминает школьную драму Денис. - Это мало, но за этот срок он успел очень много для нас сделать. Он просто сделал нас другими людьми. Когда мы с Сережей Доренским перешли к Петру Ефимовичу, он увидел, что «материал» ему достался совсем не простой… Так как класс «В», который вел Корогодский, в училище считается классом категорией ниже, то ему всегда давали учеников самых отстающих, со способностями, свойственными исполнителям характерного плана, и мы были именно таким «трудным материалом». Вылепить что-то из нас было большой проблемой…

- Денис, вспомни свою первую встречу с Петром Ефимовичем.

- Это было на классе. Мы с моим одноклассником Сережей Доренским пришли на класс, во время которого я еле сдерживал слезы от того, что не мог сделать ничего из задаваемого Петром Ефимовичем - я «падал» со всего. У него был совершенно иной урок, чем у моего предыдущего педагога Л.Т.Жданова, - более жесткий, более техничный, и я понимал, что не могу сделать даже самые простые элементы класса, например, «тур лян» - открыть ногу в сторону и вокруг себя медленно провернуться. Я просто начинал «скакать», в то время как все ученики позади меня стояли твердо, как каменные, их было не сдвинуть, они идеально все делали!.. В конце урока мы с Серёгой остались одни в классе, и я говорю: «Давай подойдем, Серёг, потому что не могу я, мне стыдно…» Мы подошли: «Петр Ефимович, извините, пожалуйста…» «Да… что, ребята?..» Я сказал: «Вы извините ради Бога, что мы вот так не можем ничего…» «Да ничего, ничего! Будем работать! Давайте, приходите завтра… Мне все уже понятно про вас…»

Это вообще огромная редкость, чтобы человек имел от природы такую способность - находить выход из трудной ситуации. А Петр Ефимович не был избалован хорошим, он привык всегда сам выкарабкиваться из сложных обстоятельств. В училище он пришел гораздо позже, чем это нужно по возрасту, и достиг очень многого. Он обладал прыжком благодаря своему труду, выносливости, желанию, упёртости, замечательно танцевал, был красив на сцене, участвовал в постановках Касьяна Голейзовского – а Голейзовский ведь не на каждого ставил!..

...Да, он был «жестким» педагогом (мы, ученики, его даже боялись), но когда у кого-то проходило успешное выступление, мы собирались все вместе в методическом кабинете, всем классом смотрели видео, которое он приносил… И дни рождения вместе справляли - он всегда очень душевно к этому относился и нас поздравлял… Однако когда время приближалось к экзамену – Петр Ефимович нас начинал так гонять, что мы проливали десять потов, чтобы добиться результата… Его класс отличался очень большой техничностью, и у него все ученики делали сложнейшие трюки.

- Какие его слова остались в твоей памяти?

- Он повторял одно: что в этой профессии нужно бороться, бороться не на жизнь, а на смерть. Нужно быть целеустремленным, нужно уметь побеждать, нужно себя заставлять. Если ты ни черта не будешь делать, то и ничего и никогда в жизни не добьешься. Он закалял в нас силу духа, даже из тех ребят, которые были слабоваты, он умел выжать максимально.

- У папы было несколько любимых фраз, - продолжает тему Маша, - поговорки он тоже любил использовать: «Терпение и труд все перетрут», «Работай, а случай представится», «Тяжело в учении – легко в бою», и мне он всегда говорил, что надо работать, работать и работать - и тогда ты сможешь что-то в жизни получить и чего-то добиться. Я ему благодарна за эти качества, которые он во мне воспитал, это очень много мне дало в жизни, поэтому я всегда очень люблю работать и хочу работать, хотя в детстве, конечно, я сопротивлялась и никогда его не слушалась… И в своих учеников он закладывал эту идею - что нужно всегда идти вперед и никогда не останавливаться, формировал у них силу воли, силу духа, желание добиться чего-то, несмотря на все сложности, которые создает жизнь… На самом деле физические качества подчиняются духовным, и если у тебя есть характер, то ты сможешь превозмочь все свои физические недостатки и добиться успеха. Ведь папа делал из очень плохого «материала» совершенно невозможные вещи, взять того же Володю Куклачева, у которого изначально совсем не было данных, да и много других примеров можно привести, когда из учеников с не очень большими способностями он лепил превосходных артистов!..

У Олега Харюткина проблем с данными не возникало никогда – с этим «материалом» захотел бы работать любой педагог. Типичный классический танцовщик, вымуштрованный в классе одного из лучших педагогов Московского хореографического училища А.А.Прокофьева, Олег – «птенец» самого первого выпуска Петра Корогодского. Для молодого человека, с тринадцати лет живущего в столице, в интернате, без родителей (Олег родился в Таллинне, откуда и приехал поступать в Москву), Петр Ефимович стал и отцом, и другом, и мудрым советчиком. Но путь к сердцу ученика, однако, был не прост…

- Судьба свела меня с Петром Ефимовичем на последнем году обучения в Московском хореографическом училище, - рассказывает Олег. - Он только пришел в школу работать педагогом, и мы стали его первым выпуском. Ситуация с нашим классом была не самая лучшая – постоянно менялись педагоги - все ребята были возмущены этими школьными «реалиями» и мы ничего не ждали от очередной педагогической рокировки. А, тем более, что хорошего, когда педагог меняется на последнем году обучения!.. Я пребывал в пресквернейшем состоянии духа на выпускной год, тем более, что планка, которую установил мой первый педагог Александр Александрович Прокофьев, была невероятно высока! Я вспоминал Прокофьева с ностальгией, он сумел выработать у своих учеников стойкую мотивацию, стремление быть только лучшими и жертвовать всем ради достижения главной цели - стать Танцовщиком с большой буквы. Я был абсолютно уверен, что после него НИКТО не сможет так на меня влиять, формировать мои юношеские мечтания и стремления… Но в мою жизнь пришел Корогодский.

Этот человек обладал глубочайшей внутренней культурой, он был великолепным психологом, очень тонким и проницательным человеком. Он безошибочно прочувствовал мой «непростой» характер и всегда работал «скальпелем», в отличие от многих педагогов, предпочитающих такие более подручные средства, как «топор»... Поразителен был для меня тот факт, что Петр Ефимович относился ко мне не как к ученику, а как к танцовщику уже тогда, в училище! Пожалуй, это стало решающим в наших отношениях, и я стал доверять ему всецело,
стал относиться к нему как к родному человеку, и мои сомнения, разочарования и отчаяния рассеялись сами собой!.. Я помню, как взахлеб рассказывал ему о своем кумире тех лет – Александре Ветрове - и о впечатлениях от «Баядерки», блестяще им станцованной, на что Петр Ефимович спокойно ответил: «Ты станешь лучше него». Я злился и негодовал: «Ну что Вы, Петр Ефимович! Как можно быть лучше него?!» Но он лукаво улыбался, смотрел мне внимательно в глаза и повторял, как бы внушая: «Олег! У тебя есть все, чтобы стать настоящим танцовщиком. И ты им станешь!»… Его слова навсегда отпечатались на «подкорке», и хотя я понимал, что мне никогда не стать лучше своего кумира, подобное отношение педагога было бесценно!

…Да, одна из важнейших педагогических задач (и самая трудная, трудоемкая, пожалуй!) - не просто обучить, но еще и воспитать ученика, сформировать его характер и ценностные ориентиры, привить выдержку, работоспособность, умение встречать трудности… Но не только заложить эти качества, а зафундаментировать их в человеке – вот это намного сложнее и ценнее. Я смотрю на Машу, Дениса, Олега – профессионалов с сильным характером и упорством, огромной работоспособностью и волей… Кто, как не педагог, смог вложить в них это, убедить, что ТАК И ТОЛЬКО ТАК, а не иначе, можно добиться своего в этой жизни! Суметь воспитать хорошего крепкого профессионала – одно, но вот вырастить БОРЦА – это дорогого стоит!

Слушая моих собеседников, я нашла одно очень важное слово – ТЕРПЕНИЕ. О невероятном, могучем терпении Корогодского – педагога и человека - говорили все.

- У него была удивительная выдержка, невероятная выдержка – она была у него и в классе, и в жизни, - вспоминает Антонина Викторовна. - Вот, например, едем мы на машине, и нас обгоняет другая машина. Я начинаю нервничать, а он говорит: «Зачем нервничать, когда мы его догоним на светофоре?..», и, действительно, мы обгоняем… Эта выдержка ему помогала с не очень способными учениками: он очень терпеливо объяснял, мог довести ученика до белого каления тем, что спокойно заставлял его повторять одну и ту же комбинацию, движение – и добивался результата. Конечно, он мог и прикрикнуть, но вот эта выдержка (которой сейчас нет у многих педагогов) – основная черта его характера.

- Вообще папу очень сложно было вывести из себя, потому что одно из его самых сильных качеств – это терпение, - констатирует Мария. - Невероятное, бескрайнее терпение, которое в той же педагогической деятельности просто необходимо. Я не могу сказать, что когда-либо видела отца в гневе, он очень редко выходил из себя. Только когда люди переходили какие-то крайности, он мог выгнать из класса, но это максимум того, что он мог сделать. В этом плане он всегда вел себя очень корректно, никогда никого не оскорблял, всегда с уважением относился к человеку, пытался донести, что он не прав, достаточно мягким способом…

С теплотой вспоминает Денис Медведев эту особенность характера своего учителя:

- Я считаю, что это большая заслуга, когда у педагога есть терпение и выдержка работать с учеником, умение все стерпеть, все выдержать, а тем более – из «ничего» сделать «конфетку». Проще взять готовый материал, как в училище, например, в классе А.Бондаренко всегда были самые красивые, стройные, самые способные мальчики, а в классе у С.Головкиной - девочки. В класс к Л.Жданову тоже отбирали самых-самых – кстати, туда мы и попали с Сережей Доренским, но Леонид Тимофеевич решил, что мы маловаты ростом и все-таки не для его класса… Петр Ефимович проявил какую-то необычайную любовь к нам, видя, что мы хотим чего-то добиться, что мы тоже упертые… Конечно же, у нас бывали и конфликты: когда мы делали что-то не то, он на нас мог и накричать - в принципе, у него система была такая достаточно жесткая, и хотя сам-то он по жизни человек был очень мягкий, внутри себя всегда держал в кулаке… Что очень важно - он не выпускал свою агрессию безо всякого повода, никогда не хамил, не грубил. Очень вежлив был со всеми педагогами и с учениками.

Вот тебе в прошлом и нетерпимый драчун со вспыльчивым характером!.. Терпение… То, чего нам, порой, так не хватает в жизни, то, что позволяет нам не делать те ошибки, о которых потом придется сожалеть… Может быть, вот это самое вселенское смиренное терпение и есть залог верного пути педагога?.. Да и, наверное, пути любого человека вообще?..

- Но у него, кроме этой выдержки, было еще и удивительное видение ученика! – дополняет мои предположения Антонина Викторовна. - Он мог сделать только одно замечание, и у человека получалось вращение, мог заметить совершенно, казалось бы, какой-то пустяк, но именно тот, в каждом конкретном случае индивидуальный «пустяк», – и все получалось. К нему приходили зрелые артисты, которые говорили – пропало вращение. Одно замечание Петра Ефимовича – и вращение возвращалось. Он видел то, чего многие не замечают…

Наверное, кроме всего прочего, у него была еще какая-то особая энергетика, которая заставляла людей полностью ему доверять и раскрепощаться. Он словно «нажимал» на какие-то «кнопочки» – и даже в общем бесталанные люди у него делали очень сложные вещи… Здесь важно еще и умение найти в характере самого ученика что-то, на что можно «нажать» - у одного на самолюбие, у другого - иные тонкости, которые он как-то интуитивно чувствовал. Он умел сделать так, чтобы им хотелось работать – вот это самое главное, ведь в классе мальчишки не всегда хотят трудиться… У него они все работали.

- Секрет?.. улыбается Маша. – В индивидуальном подходе к ученику. Секрета педагогического я, конечно, не буду сейчас раскрывать… Он доводил ученика до максимума его возможностей и сил, при этом никогда не переходя грань, чтобы человек не «сломался». Такой метод давал огромные результаты – ученик работал, как он сам считал, на пределе своих возможностей, а на самом деле он мог еще, и еще, и еще, и на следующий день делал это еще лучше и лучше - он каждый раз на какой-то миллиграмм переступал через себя… Скорее всего, это упорство и преодоление себя давало те поразительные результаты и совершенство техники... Ну и, конечно, та система, по которой папа создавал класс. Отец не любил «навороченные» комбинации: знаете, как у писателя краткость – сестра таланта, так и у педагога – простота сестра таланта… В его уроках преобладала школа Асафа Мессерера, у которого он учился, и я как педагог также переняла те методы, по которым работал папа. Очень важны также и личностные качества педагога – в первую очередь, он должен любить людей. И отдавать всего себя своим ученикам, всю свою положительную энергию, все свои эмоции…

- Знаешь, что важно? – объясняет мне Денис. - В Петре Ефимовиче я увидел полную энергетическую отдачу своему делу, когда не только сам я, ученик, хотел чего-то добиться, а еще и педагог от меня этого хотел, и когда эти два желания сталкиваются, получается мощный заряд, который «разорвется» на сцене, когда артист выходит танцевать. Так это и получалось. Его ученики – они полностью оправдывали всю ту работу, которую проделал с ними Петр Ефимович, и она сразу была видна… Вот так мне на выпуске доверили станцевать па де де из «Тщетной предосторожности» с любимой ученицей С.Н.Головкиной Ниной Капцовой…

В этих размышлениях близких Петру Ефимовичу людей – ключ к очень глубокой и мудрой истине. Но есть и еще кое-что существенное. Обязательное. Непременное в деятельности Педагога с большой буквы – ОТНОШЕНИЕ к ученику.

- Он всегда поддерживал своих учеников и относился к ним, как к своим детям, которым нужно помочь, - отмечает Антонина Викторовна. - Он стремился сделать из них людей - не для того, чтобы самореализоваться как педагог, а для того, чтобы им было хорошо в жизни… Он всему учился. Учился и у своих учеников. И никогда не боялся «опуститься» до них.

Эти слова подтверждает Олег Харюткин:

- Я делился с ним о наболевшем, рассказывал о своих сердечных порывах, первой любви, я явственно ощущал его отеческое отношение ко мне! Помню, как мы часами колесили в его белой «Волге» по Москве и разговаривали, разговаривали, разговаривали... Этот человек умел видеть главное и закрывать глаза на второстепенное. Он умел прощать некие не самые лучшие стороны характера, которые частенько демонстрировались, и благодаря такому проявлению педагогической мудрости у нас с ним не возникало ни одной конфликтной ситуации! Редчайший дар!.. Удивительно, но он никогда не ставил барьера между собой и нами, его учениками, никогда не ставил себя выше меня, и именно за это я его безгранично уважал!

- Даже когда я уже работал в театре, Петр Ефимович всегда говорил: «Если у тебя что-то произойдет – позвони, я всегда тебе помогу». И он помогал, - подхватывает Денис Медведев. - Уже будучи артистом театра, в свой выходной я приезжал в училище специально к нему на урок и занимался. Он всегда ставил меня в пример, в классе - на среднюю палку в центр, чтобы все ученики смотрели, равнялись: так ему было приятно…

Ну а в жизни? Как отдыхал Петр Ефимович, что любил, чем увлекался?.. Оказывается, у этого человека было совершенно необычное и редкое хобби - он был талантливым реставратором. Рассказывает Антонина Викторовна:

- Он всегда был человеком деятельным, его энергия выплескивалась наружу, и ему было скучно сидеть без дела. Никто не учил его реставрированию. Однажды он купил неисправные старинные часы. Чтобы не отдавать их мастеру, решил сам их починить. В течение одной ночи разобрал часы на детали, записал их последовательность, а к утру собрал – часы пошли, и после этого он умел ремонтировать все … У него были удивительно красивые тонкие руки и длинные пальцы, и он вот этими тонкими пальцами делал тонкие работы – подчас такие, которые сложны и для профессионалов... Он освоил технику «маркетри» («marqueterie», от франц. marquer – «размечать, расчерчивать». Искусство мозаики из тонких деревянных пластинок, при котором мозаичный набор выполняют из кусочков шпона разных пород древесины – прим.ред.). Конечно, не создавал крупные панно, но когда нужно было делать вставки – например, у кресла с резной спинкой чего-то не хватает, - он дорезал цветы и листья...
Он был талантлив во всем, за что бы ни взялся. Если он убирал квартиру, то делал это так, что любой пылесос мог бы ему позавидовать, если мыл посуду, то она блестела.

- А живописью не увлекался? Балетной скульптурой?..

- Нет… Наверное, он просто не делал того, чего не мог сделать отлично. Вот резьба – это его, он очень тонко чувствовал стиль, у него была гармония во всем. Фунировка доставляла ему просто эстетическое удовольствие... Он не терпел грубых форм и острых углов. Вокруг него всегда все было красиво.

…Недавний уход Петра Ефимовича из жизни стал потрясением для всех - для родных, друзей, учеников. Казалось, ничто не предвещало прогрессирующую болезнь, да и сам Петр Ефимович никак не показывал, что недуг берет свое. Всегда улыбчивый, он приходил на спектакли своих учеников, вел классы в школе, все так же мастерил любимую мебель… Последняя страница из его дневника полна светлого и мудрого чувства, божьей любви… Так уходят настоящие люди.

«5 июня 2008 года.

Спустя 30 лет я опять в больнице, но что-то говорит мне, что это в последний раз… На улице бушует лето: все цветет, деревья такие сочные, сильные, молодые… Я всегда жил ожиданием этих месяцев солнца и света. Моя теплая родина раз в год возвращается ко мне. И вот, теперь, лето там за окном, а я в больничной палате со всеми удобствами – даже шелковое белье, как дома.
Вокруг лес, а я сам словно окутан корнями деревьев. У меня ничего не болит, но ощущение, что мои силы уходят… Корни день ото дня сильнее сжимают, опутывая меня, и мне труднее дышать, думать, жить...
Врачи улыбаются, медсестры вежливы, мои девочки – всегда рядом. Похоже на финал.
Занавес скоро опустится… Но я спокоен: моя жизнь была трудной, но интересной. И я понимаю, что у меня нет больше ни врагов, ни друзей - я люблю всех…»

- Не знаю, как он допустил к себе болезнь… - Антонине Викторовне тяжело вспоминать эти дни. - Недели за две до того, как лег в больницу, таскал бутыли воды по пять литров каждая, и не было никаких признаков того, что через три недели его не станет…

- Для меня это очень серьезная потеря… - скорбит Денис. - То, что Петра Ефимовича не стало так внезапно и скоротечно… Я ничего не знал о его болезни и истощении сил - он всегда много работал и продолжал преподавать в течение всей своей жизни. Когда я звонил и приглашал на свои спектакли, или поздравлял с Днём рождения, он всегда радовался и говорил, что у него всё в порядке и чувствует себя хорошо… Последний раз он был у меня на спектакле «Чиполлино», наверное, месяца за два до смерти… Помню, рассказывал о школе, предлагал давать мастер классы… Всё приглашал в гости...

- Его смерть стала для меня настоящим шоком! Балетный мир осиротел, ушел педагог, в котором было нечто очень человечное, очень искреннее и проницательное! – с чувством говорит Олег. - Известие о его кончине застало меня на гастролях в Бразилии. Все свои последующие спектакли я танцевал в память о моем педагоге, а на финальных поклонах мысленно обращался к нему со словами глубочайшей благодарности и признательности за его вклад в мое становление как танцовщика и профессионала, как человека и личности.

…Для своих учеников он был больше, чем педагог – он был отцом, для своей семьи больше, чем отцом и мужем – он был ВСЕМ.
И значит - у его «нерукотворного памятника» всегда будут живые цветы…

 

Ольга Шкарпеткина

специально для Balletrf.ru